Еще не появилась я на свет, А Бродский уже был так гениален, Так искренен и так нетривиален, И так доступен в суете сует.
Он сочинял романсы Рождеству. Об одиночестве в огромном мире Писал один в прокуренной квартире, И был такой живой, как на яву.
Как романтичны ранние стихи! До спазмов в горле, холода в затылке. Он молодой был, несогласный, пылкий, Весь состоящий из одних стихий.
Предельно четкий в зрелости своей, Сравненьями и рифмами нагружен. Здесь каждый слог необходимо-нужен, И замок слов резнее и точней.
Не человек, а времени поток, И не поэт, а целое явленье. Он гениальностью смущает поколенья, Сметает, как асфальтовый каток,
Непризнающих, серых, несогласных, Неразбирающихся, дураков. Он сам свой высший суд. Смотрите, он каков! Он правит миром гласных и согласных.
Как недоступен он в чужой дали, Как высоко ведут к нему ступени. И не перед кем пасть мне на колени И волосы купать в седой пыли.
29 ноября 1993
Автор: blumenfeld Необъятностью твоей раздавлена, Как перед Вселенной музей краеведческий. Крикнуть хочу, не могу сдавлено Горло именем человеческим.
Поднимаюсь тяжело, с роздыхом, Словно из лепрозория да в жизнь сразу: Пить из болота, дышать спертым воздухом И не распространять заразу.
Вчитываюсь, Словно шаги считаю до пропасти, Где-то там, Вечность твоя разверзлась, Руки дрожат, пропади оно пропадом! – Снова держать в них, и чувствовать – мерзость!
Листаю страницы легко, без нажима, И рвется дух из тесных вместилищ, Миссия пасынков всех времен и режимов Быть чистильщиками чистилищ!
У меня к тебе особый порыв солидарности: Быть естественным, значит быть виноватым И голосом, как громовым раскатом, Выражать только слова благодарности.